Юрий Иванов-Милюхин - Абреки Шамиля [СИ]

— Но все мои рассуждения перевешивает оказанное мне Сильвией доверие, его не купишь ни за какие деньги, не считая того, что она чертовски хороша собой, — словно убеждая самого себя в правильности сделанных выводов, бодро добавил он. — Ко всему, мы успели отъехать от дома несколько сотен лье, и тащить подружку обратно было бы слишком хлопотно. Значит, остается одно — уговорить ее отправиться в путешествие вместе со мной. Кстати, здесь тоже есть свои положительные качества, за долгую дорогу мы сумеем узнать друг о друге очень много. И уже по возвращении домой придти к окончательному выбору.

С этими словами кавалер отправился на встречу с девушкой. Увидев его, она повернула к нему капризное личико и воскликнула:

— Месье Буало, надеюсь, мой кучер жив, а кабриолет дожидается меня за углом этого прескверного сарая?

— Вы так мечтаете поскорее от меня отвязаться? — кавалер попытался непринужденной улыбкой размягчить сердце бывшей своей невесты, одновременно чувствуя, что боль в боку достигла наивысшей точки и его начинает пошатывать. — С вашей стороны было бы весьма несправедливо и даже жестоко бросать меня в одиночестве в этой воинственной глуши.

— Простите, но такого исхода дела вы пожелали сами, — небрежно отмахнулась она. — Но вы не ответили на мой вопрос.

— Вынужден вас разочаровать, мадемуазель, кучер убит, а кабриолет угнали в неизвестном направлении.

— И что же мне теперь делать! — в отчаянии воздела руки девушка. — Я здесь никого не знаю. Да и денег с собой захватила не так много.

— У вас всего один выход- отправляться со мной в путешествие, как вам посоветовала моя тетушка.

— Но месье Буало, вы собрались не к шведам, а в дремучую Россию. Туда я не поеду никогда!

Кавалер проглотил шершавый клубок в горле, ощутил вдруг, что начинает терять сознание. Машинально выставив ножны от шпаги вперед, он оперся рукой на эфес.

— Какая разница, в каком из направлений начинать путешествие, — с трудом пошевелил он непослушными губами. — Не пойдете же вы обратно пешком?

— Если дело обстоит так, как вы сказали, то с удовольствием, — бывшая невеста быстро наклонилась, сняла туфли и огляделась вокруг. — Кстати, вам я тоже посоветовала бы заскочить сначала к скандинавам, а уж потом отправляться в свою Россию.

Она успела сделать несколько шагов голыми ступнями по жесткой траве, и вдруг краем глаза заметила, что ее жених стал заваливаться на бок. Кавалер как–то неловко взмахнул руками и рухнул на землю, не выпуская из пальцев тускло блестевшего эфеса.

Сильвия удивленно прикусила пухленькую губу:

— Странно, только что этот бабник демонстрировал передо мной свою мужскую удаль и боялся, что я стану ему обузой, — пробормотала она. — А теперь я сама не знаю, что с ним делать.

Она растерянно осмотрелась вокруг, заметила, что из глубины двора к ней торопится толстый человечек. Он оказался единственным свидетелем случившегося и это был хозяин постоялого двора.

— Мадемуазель, вашего месье надо немедленно отвезти к доктору, — еще издали закричал он.

— Вот как! — Сильвия воткнула руки в бока. — И на чем вы прикажете его туда доставить?

— У него имеются прекрасные лошади, которых я поместил в конюшню.

Девушка немного подумала и облегченно встрепенулась:

— Вы правы, у месье Буало должны быть и деньги, на которые можно купить хорошую коляску, — как бы приходя к окончательному решению, она добавила. — На ней я отвезу его домой и доеду сама. Будем считать, что на этом опасное путешествие благополучно завершилось…

Глава пятая

Прошло полтора месяца с того дня, когда абреки захватили Петрашку, младшего из братьев Даргановых, в просторном доме станичного атамана, сотника Даргана, поселилась все возрастающая тревога. Никаких вестей ни от похитителей, ни от похищенного не было, словно ничего не произошло, и это обстоятельство казалось самым страшным. Если бы был известен размер выкупа, было бы намного легче — Дарган с Софьюшкой за сына не посчитались бы ни с чем, даже с обнаруженным случайно бриллиантом со всеми к нему сокровищами, имевшимися дома. Мужчины не могли смотреть в глаза женщинам, а те не знали, куда девать себя от бессилия. Несколько раз вместе с русскими солдатами сотник с сыновьями посещал чеченские аулы на левом берегу Терека и возвращался оттуда подавленным еще больше. Ответ был один — похищенного казака никто в глаза не видел, а Муса ушел в горы с отрядами имама Шамиля. Ощущались и последствия набега, во время которого глава семьи порубил всех до единого плененных казаками разбойников, теперь даже мирные горцы старались объезжать усадьбу Даргановых стороной. Назревал новый конфликт, казаки выставили по периметру станицы дополнительные посты, связав их верховыми вестовыми, у подворья сотника дневал и ночевал казачий патруль. Сам Дарган тоже не мог простить себе мимолетной слабости, терзаясь тем, что если бы не уничтожил взятых в полон абреков, то давно обменял бы их на младшего сына, и Петрашка бы уже уехал продолжать учебу в Москве.

Но жизнь в доме, как и снаружи его, продолжала катиться своим чередом, пришла пора Захару одному отправляться на учебу. Он противился упрекам родителей, гнавших его в Санкт — Петербург, в первую очередь понуканиям матери, считая себя виновным в исчезновении брата. После приказа, поступившего от атамана Кавказского линейного войска, станица опустела едва не в половину — вместе с русскими полками часть казаков ушла в поход, в который войсковое начальство решило не брать Даргана со старшим сыном. Остальные станичники старательно несли службу на кордонах и в секретах. Набеги абреков не прекращались ни на один день, они даже усилились в связи с ослаблением военной силы по всей Кавказской линии от Кизляра до Моздока. Ко всем неурядицам добавился сезон дождей, принесший с собой промозглую погоду, окончательно испортивший настроение.

В один из вечеров вернувшийся с кордона Захарка поставил винтовку в угол, сбросив мокрую бурку на лавку, стряхнул с папахи воду и подсел к перебиравшему упряж отцу. За небольшой отрезок времени после исчезновения Петрашки он превратился в настоящего джигита с прожаренным солнцем, обветренным лицом, с потемневшими усами и отросшей светлой бородой. Он сутками не вылезал с казачьей заставы, удивляя всех своим упорством. Правая рука его постоянно ласкала рукоять кинжала, за поясом торчал пистолет и можно было не сомневаться, что оружием средний из сыновей овладел в полной мере. Вошедший следом за ним Панкрат молча прошел в свою комнату и там начал переодеваться в сухую одежду, размолвка между братьями еще не угасла, но службу они несли вместе. Заметив рядом с собой Захарку, Дарган поднял вверх здорово поседевшую голову: